Уильям Моэм - Рассеянные мысли [сборник]
Я где-то читал, что Берк учился писать, изучая Спенсера, и, мне кажется, его витиеватый стиль и литературные аллюзии отражают влияние поэта. Сам он говорил: «Всякий, кто будет внимательно и с наслаждением, как он того заслуживает, читать Спенсера, научится владеть английским языком в совершенстве». Я не знаю, что Берк мог получить от этого сладкозвучного, но — на мой взгляд — скучного барда, кроме прекрасного фонетического слуха, о котором я только что упомянул. Берк определенно не перенял у него страсти к аллитерации, которая — опять же на мой взгляд — делает «Королеву фей» приторной и даже абсурдной. Многие, в том числе Чарлз Джеймс Фокс, который одно время был политическим соратником Берка, утверждали, что в основе литературного стиля Берка лежит творчество Мильтона. Я не могу в это поверить. Да, действительно, Берк часто его цитировал и со своей любовью к изысканному слогу едва ли мог остаться равнодушен к обширному словарному запасу и великолепию стиля «Потерянного рая», но «Письма о мире с цареубийцами», на которых основаны такие свидетельства, написаны в позднем возрасте; если бы Берк действительно изучал стиль Мильтона, чтобы сформировать свой собственный, влияние сказалось бы значительно раньше. Не могу я также поверить утверждению «Словаря национальной биографии», что основой его стиля послужило творчество Драйдена. Я не вижу в обдуманной, организованной и звучной прозе Берка никаких следов чарующей грации и бесшабашной легкости Драйдена. Между ними не больше сходства, чем между аккуратно подстриженным регулярным французским садом и зарослями ив и зелеными лужайками на берегу Темзы. Со своей стороны я полагаю, что особый характер манеры письма Берка можно отнести на счет яркого и вдохновляющего примера доктора Джонсона. Думаю, это у него Берк научился писать длинными, запутанными предложениями, использовать многосложные слова, применять риторический эффект параллелизма и эпиграмматическую элегантность антитезы. Недостатков Джонсона (небольших, с точки зрения тех, кто, как и я, питает особую слабость к его манере) Берку удалось избежать с помощью богатого воображения и привычки к выступлениям перед публикой.
II
Всем известно изречение Бюффона: «Стиль — это сам человек». Если ему верить, то, познакомившись с человеком, вы должны начать лучше понимать его стиль. Но так ли это в самом деле? Мне кажется, Бюффон представлял людей гораздо более цельными существами, чем они есть на самом деле. В человеке неразделимо слиты добродетели и пороки, достоинства и недостатки, и, только убедившись на собственном опыте, можно поверить, что столь противоречивые качества могут уживаться в одном человеке. О Берке сказано многое: одни превозносили его до небес, другие сурово порицали, и по дошедшим до нас различным свидетельствам, таким как эссе Хэзлитта и превосходной «Жизни» сэра Филипа Магнуса, вполне можно составить достаточно точное представление о том, что он был за человек. Но образ получится совсем уж неправдоподобным. Удивительно, как в одном человеке сочетались столь редкие достоинства и столь же прискорбные недостатки. У меня нет этому объяснения.
Эдмунд Берк родился в Ирландии в 1729 году. Его отец был присяжным поверенным — профессия, не пользовавшаяся в те времена большим уважением. Джонсон заметил о вышедшем из комнаты господине, что хоть он и «не имеет привычки злословить о человеке за его спиной, но у него есть точные сведения, что этот джентльмен — присяжный поверенный». Когда Берку было лишь немного за двадцать, он уехал в Лондон изучать юриспруденцию. Там он почти сразу подружился с неким Уильямом Берком, который если и был его родственником, то очень дальним. Вскоре Эдмунд оставил юриспруденцию ради занятий литературой и в течение нескольких лет зарабатывал на жизнь сотрудничеством с книготорговцами. Вскоре к нему пришла известность; он познакомился с Хорасом Уолполом и подружился с доктором Джонсоном. В 1757 году Эдмунд Берк женился, и в тот же год его младший брат Ричард присоединился к нему в Лондоне. Трое Берков были очень крепко привязаны друг к другу; Уильям и Ричард жили вместе с Эдмундом и его женой, и деньги у них были общие. Ричард был шумным, жизнерадостным человеком с сомнительной репутацией, лишенный, насколько можно судить, каких-либо положительных качеств, Уильям — способным и предприимчивым. Он завел множество полезных друзей в Оксфорде и, когда в 1765 году король поручил лорду Рокингему сформировать кабинет министров, убедил его светлость взять Эдмунда на должность своего личного секретаря, а также уговорил лорда Вернея выдвинуть Эдмунда Берка в палату общин от своего округа.
В палате общин Берк сразу же стал одним из самых заметных политиков. Доктор Джонсон писал в письме к Беннету Лэнгтону, что «ни одному человеку до него не удавалось произвести такого впечатления при первом же появлении. Он произнес две речи об отмене Гербового сбора, которые получили одобрение мистера Питта и восхитили весь город». Правительство пало в 1766 году, а двумя годами позже Берк приобрел усадьбу в Биконсфилде и назвал ее «Грегори». Понятно, почему ему так этого хотелось. Его репутация достигла огромных высот, и он с полным правом мог чувствовать уверенность в себе и в своих способностях. Думаю, с его высоким духом и бурным энтузиазмом тихая скромная жизнь казалась скучной. Берк был человеком общительным и любил принимать гостей. Его радовало, если он мог прийти на выручку какому-нибудь таланту (да и бездарности тоже) и помочь тем, кто в этом нуждался. Вероятно, в соответствии с обычаями того времени, его часто поддразнивали незнатным происхождением. Он общался с великими людьми, служил своей партии и понимал, что его ценят, но не мог не осознавать, что в глубине души богатые вельможи относятся к нему с подозрением; он был не их круга; в нем видели ирландского авантюриста и, разумеется, были совершенно правы. При этом он обладал высокими моральными принципами, блестящим талантом и обширными познаниями. Возможно, Берк считал, что покупка «Грегори» позволит ему принимать лордов и джентльменов на равных, увеличив таким образом его авторитет и влияние, поскольку до тех пор он не располагал ничем, кроме собственных дарований.
Поместье стоило двадцать тысяч фунтов и требовало две тысячи пятьсот фунтов в год на содержание. Удивительно, что человек, который всего несколько лет назад с радостью принимал от Додсли, книготорговца, сотню фунтов в год за поденную работу, готов был заплатить такую огромную сумму и взвалить на себя такие расходы в дальнейшем. Берки при поддержке лорда Вернея занимались крупными денежными махинациями с акциями Ост-Индской компании, и, по-видимому, полученная прибыль и позволила им приобрести «Грегори», затем, к несчастью для них, цены на акции упали, они не смогли покрыть разницу. В конце концов лорд Верней разорился, а Уильям Берк бежал из страны. Столкнувшись с финансовыми трудностями, которые преследовали его до конца жизни, Эдмунд вынужден был заложить имущество и занимать деньги у друзей. В тот год, когда он купил «Грегори», он одолжил тысячу фунтов у Дэвида Гаррика, а чуть позже — две тысячи фунтов у сэра Джошуа Рейнольдса. В течение тех семнадцати лет, что он был связан с Рокингемом, Берк в общей сложности получил от него около тридцати тысяч фунтов. Хорошо известно, что крупные дружеские займы вызывают напряженность, часто перерастающую в холодность. Однако в случае Берка друзья настолько высоко его ценили, что ничего подобного не случилось. Они так глубоко чтили его «личные добродетели и необычайные достоинства», что, как доктор Броклесби, который подарил ему тысячу фунтов, одалживали деньги в знак своей глубокой привязанности. Когда Рокингем умер, он завещал уничтожить долговые расписки Берка. Рейнольдс поступил точно так же и, кроме того, оставил ему в наследство еще несколько тысяч фунтов.
